03.08.2020
1 августа 1927 года – дата создания Народно-освободительной армии Китая, НОАК или вооруженных сил КНР. Как и сам Китай, долгое время активно развивающаяся НОАК привлекает к себе очень большое внимание по целому ряду объективных причин.
Во-первых, армия стояла у истоков нынешней китайской государственности и сегодня ее мощь олицетворяет достижения КНР. 93 года назад Китай пребывал в полуколониальном и полуфеодальном обществе, китайская нация находилась в нищем и ослабленном состоянии, в водовороте внутренних смут и внешних вызовов, народ пребывал в трагическом положении крайней нужды и зависимости от внешних сил. Благодаря собранной народной армии в первой половине ХХ века Мао Цзэдун смог победить в борьбе с оппонентами и создать независимую КНР. Сохранение названия «народно-освободительная армия» до сих пор отражает значение вооруженных сил как символа суверенного Китая, где народ сам определяет путь своего развития. В этой связи, в современной китайской идеологии НОАК олицетворяет само государство и выступает одной из крупнейших его опор.
Во-вторых, НОАК – это крупнейшие вооруженные силы в мире. Облик НОАК постепенно меняется – происходил постепенный переход от массированного применения пехоты к действиям немногочисленных, хорошо оснащенных высокомобильных соединений во взаимодействии с ВВС и ВМФ. В 1980-х годах Дэн Сяопин подчеркнул, что НОАК следует больше внимания уделять качеству, а не количеству. В 1985 году армия была сокращена на 1 миллион человек, а в 1997 году – еще на полмиллиона – до 2,5 млн человек. Сегодня после реформы численность армии составляет 2 млн. человек на действительной службе.
Законодательство предусматривает воинскую обязанность для мужчин с 18 лет; добровольцы принимаются до 49 лет. Предельный возраст для военнослужащего армейского резерва 50 лет. Теоретически в военное время ВС КНР могут мобилизовать почти 750 млн человек. При этом официально подчеркивается, что Китай проводит оборонительную политику страны. С новой военной доктриной КНР 2019 года можно ознакомиться по ссылке http://english.www.gov.cn/…/content_WS5d3941ddc6d08408f5022…
В-третьих, НОАК имеет второй военный бюджет в мире (после США). По данным IISS Military Balance, китайский военный бюджет на 2020 год составляет 178,8 млрд долл. (США – 732 млрд., Индия 71 млрд., Россия 65 млрд). При этом нужно обратить внимание на 4-х кратный разрыв между первым и вторым в мире военными бюджетами, при этом американский военный бюджет составляет 38%, а китайский около 12% от 1,9 трлн. долл. общемировых затрат на военное развитие и оборону. По оценкам экспертов SIPRI, за 10 лет с 2010 года военный бюджет Китая показал самый значительный рост за последние десять лет (прирост составил почти 85%). А в начале 1990-х годов расходы КНР на армию составляли около 10 млрд. долл.
В-четвертых, по оценкам SIPRI, Китай стал не только вторым по военным расходам, но и вторым после США экспортером вооружений, обойдя Россию (динамика роста экспорта продукции ОПК такова – в 2014 году китайский экспорт был на уровне России в 2000 году, а в 1980-е годы – отставание Китая от России было абсолютным). Этот факт дает понимание нынешнего военно-технического потенциала КНР и самодостаточности оборонно-промышленного комплекса страны, которая в прошлом многие десятилетия сама закупала вооружения и технику за рубежом.
Специалисты отмечают, что на Китай привыкли смотреть как на «покупателя, просителя и даже похитителя технологий». В целях повышения эффективности Пекин внедрил новую модель управления оборонной промышленностью, сделав ее более «рыночной». Также страна сделала ставку на военно-гражданскую интеграцию, широко используя в ОПК продукцию частного сектора и поощряя военные заводы коммерциализировать некоторые технологии.
Сегодня КНР экспортирует вооружений и техники на более чем 54 млрд долл. ежегодно. Например, страна вышла на 2-е место в мире по экспорту военных беспилотников, одного из наиболее передовых типов вооружений. Китайские боевые дроны нашли своего покупателя в Мьянме, Египте, Саудовской Аравии, ОАЭ, Алжире, Пакистане, Нигерии и других странах.
В-пятых, в начале 2016 года была начата новая модернизация НОАК. Реформы председателя КНР Си Цзиньпина резко повысили боеспособность вооруженных сил, сделав их более мобильными, современными и технически оснащенными. При нем войска КНР трансформируются в армию нового образца с мощным флотом и авиацией, способную вести боевые действия далеко от дома.
С того времени изменено разделение Вооружённых сил по территориальному принципу путём сокращения военных округов до пяти. Также были сформированы новые рода войск. Целью начатых масштабных преобразований является достижение нового уровня управляемости НОАК, оптимизация структуры армии и создание вооружённых сил, способных побеждать в эпоху информационных технологий. Стратегической задачей НОАК с точки зрения управления является «превращение в передовую мировую военную силу к 2049 году». На практике это означает как минимум выравнивание китайских военных возможностей с возможностями оппонентов.
НОАК широко участвует в миссиях международного миротворчества, морского конвоирования судов, международной гуманитарной помощи и др. Участие КНР в миротворческих операциях ООН началось только в 1990 году с направления 5 офицеров-наблюдателей на Ближний Восток. По состоянию на 2012 год уже около 2 тысяч китайских военнослужащих были задействованы в миротворческих операциях ООН, главным образом в Африке. Китайский флот несколько лет вёл борьбу с сомалийскими пиратами в Аденском заливе, а в 2010-2011 гг. крупное госпитальное судно посетило ряд пострадавших стран Африки и Карибского бассейна для оказания медицинской помощи их жителям.
В целом зарубежные эксперты отмечают, что благодаря миротворческим миссиям Китай достиг нового уровня профессионализма в кампаниях по ликвидации последствий стихийных бедствий и проведении глобальных общих операций, таких как борьба с пиратством на Ближнем Востоке.
Значение НОАК таково, что ежегодно Минобороны США издает соответствующий доклад для Конгресса США, который фиксирует динамику развития и оценивает состояние вооруженных сил КНР в контексте сравнения с собственным военно-техническим потенциалом (https://media.defense.gov/…/2019_CHINA_MILITARY_POWER_REPOR…).
Особенный фокус американцы делают на анализ возможностей КНР в области военно-морских сил (в частности, развертывание авианосных групп), модернизации ядерного арсенала и ракетного вооружения, как средства его доставки. Согласно оценкам, КНР располагает арсеналом из около 100 развернутых межконтинентальных ядерных ракет (без учета новейших ракет типа DF-41) и 48 ракет на подводных лодках. Общий ядерный потенциал, согласно открытым источникам, составляет около 260 боеголовок.
Более подробно с ядерными силами КНР можно ознакомиться на ресурсах ПИР-Центра, профильного российского аналитического центра (https://www.pircenter.org/static/yadernye-sily-knr)
Сегодня США настойчиво стремятся вовлечь КНР российско-американский диалог по ядерному оружию. Как известно, Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-3), подписанный в 2010 году, остается единственным действующим соглашением между Россией и США об ограничении военной мощи. Он истекает в феврале 2021 года, и пока Вашингтон не объявил, намерен ли его продлевать.
При этом США настаивают о необходимости трехстороннего подписания следующего документа с участием КНР (при этом РФ на этом условии не настаивает). В июле 2020 года Пекин официально ответил на планы Вашингтона. МИД КНР сообщил, что страна присоединится к диалогу, если США сократят свои ядерные арсеналы до того уровня, который имеется в распоряжении Китая.
Западные эксперты обычно оценивают НОАК как угрожающую мировому сообществу мощь (например, характерны оценки известного американского мозгового центра CSIS https://www.csis.org/an…/chinas-new-2019-defense-white-paper). С точки зрения глобального соперничества, такая логика понятна, но субъективна. Однако все же в целях объективности в анализе направленности китайского военного потенциала целесообразно опираться на реальные факты, в том числе и из истории.
Первое – за прошедшие пять десятилетий КНР не принимала участие ни в одном полномасштабном вооруженном конфликте с другим государством. Например, если взять локальные приграничные столкновения в Гималаях на спорном участке границы с Индией – то несмотря на накал страстей вооруженные силы обеих стран не применяют огнестрельного оружия, понимая всю тяжесть последствий (https://lenta.ru/articles/2020/06/21/india_china/).
Второе – в Китае хорошо понимают, что любое подключение армии для решения непростых политических вопросов на внешнем контуре или даже дипломатичный намек на применение военной силы в диалоге с партнерами – прямо скажется на репутации и экономическом развитии страны. Для КНР экономика и международные инициативы торгово-экономической направленности (инициатива пояса и пути) находятся на приоритетном месте.
Третье – сегодня огромный Китай со всей своей крупной военной мощью «не играет мускулами» в диалоге даже с очень маленьким Тайванем, китайским островом с которым исторически сложились определенные идеологические расхождения. Вопреки непростому геополитическому фону вокруг тайваньского вопроса Пекин последовательно стремится расширять экономические связи и выстраивать с островом политический диалог и отношения по принципу «одна страна, две системы».
Четвертое – если брать исторический экскурс, то война не является составляющей китайской политической культуры, как например, у англосаксов, японцев, немцев и других народов, посредством многочисленных войн оставивших свой след в мировой истории.
Так, известный на весь мир трактат «Искусство войны» Сунь Цзы имеет скорее философско-концептуальную направленность и больше ориентирована на применение в дипломатии и политических интригах, нежели в военных делах. Ключевая задача полководца, по трактату, это достичь победы методами, где война есть самое крайнее средство.
Данное учение наставляет следующему: прежде всего надо думать о том, чтобы разбить замыслы противника, оставить его без союзников, и только далее по значимости задача разбить его войска. Согласно трактату, хуже всего это длительная осада или штурм крепостей. Эти стратагемы хорошо отражают мышление китайцев, стремящихся максимально избегать прямых конфликтов.
За несколько тысяч лет ничего не изменилось. Данная культурная специфика, например, прямо прослеживается и в текущих противоречиях с США, где американцы традиционно провоцируют тотальный конфликт, а китайцы, будучи готовыми ответить на этот вызов, все же пока призывают следовать разуму и диалогу.
Например, логично, что Китай четко выделил в качестве стратегической цели на ближайшие десятилетия вытеснение США из соседних акваторий, включая Южно-Китайское, Восточно-Китайское и Желтое моря. Но решать эту задачу КНР будет не через прямое военное столкновение, а через создание там «некомфортной» для ВМС США среды: большого числа китайских субмарин, подводных датчиков, наземных радаров и противовоздушных систем (они строятся на искусственных островах Южно-Китайского моря) и др. Трактат Сунь Цзы в действии.
Пятое – вновь возвращаясь к истории, специалисты обращают внимание на самый знаменитый символ Китая – Великую китайскую стену. Смысл этой огромной стены хорошо известен – это оборонительное сооружение от варваров на северо-западе. Историки отмечают – агрессоры не строят стены. Все это также отражает оборонительный характер китайского военного развития.
И в целом, на фоне масштабной информационной войны относительно преувеличения роста китайской военной угрозы, все же стоит без эмоций обратить внимание на то, что у Китая достаточно своих внутренних проблем и задач, которые ему необходимо решать. В Пекине хорошо понимают, что любой военный конфликт – это сбой плана по восстановлению государства с 1949 года. Любая военная агрессия – это потеря всех больших достижений за 70 лет развития.
Вполне естественно, что возникает актуальный вопрос – почему тогда Китай так активно наращивает свою военную мощь, если не стремится никакого нападать?
Ответ опять же в китайской истории XIX-XX веков, когда страна внутренне ослабла и попала под внешнюю зависимость и ей были навязаны жесткие несправедливые условия (до сих пор в ряде крупных китайских городов, в Шанхае или Тяньцзине и др., сохранились «памятники» того периода в виде европейских кварталов, как наследство иностранного доминирования). Судя по всему, НОАК сейчас развивается так, чтобы более не допустить такого сценария.
Центр по изучению Китая,
г. Нур-Султан, 2020 год
