НОВОЕ
на сайте

Казахстан и Китай АЙДАР АМРЕБАЕВ: СОСЕДСТВОВАТЬ С КИТАЕМ, КАК В ИХ ПОГОВОРКЕ, – «ИДТИ МЕЖДУ КАПЛЯМИ ДОЖДЯ»

АЙДАР АМРЕБАЕВ: СОСЕДСТВОВАТЬ С КИТАЕМ, КАК В ИХ ПОГОВОРКЕ, – «ИДТИ МЕЖДУ КАПЛЯМИ ДОЖДЯ»

03.10.2021

О преследовании нацменьшинств в Китае, среди которых уйгуры, кыргызы и казахи, еще в 2018 году заявил Комитет ООН по искоренению расовой дискриминации. Власти КНР, по данным экспертов, организовали для уйгуров, являющихся приверженцами суннитского течения ислама, «лагеря политического перевоспитания».

Согласно многочисленным сообщениям СМИ и правозащитников, в Синьцзяне, помимо принудительного труда, имеют место стерилизация женщин, насилие и пытки.

Официальный Пекин в свою очередь опровергает все обвинения в свой адрес, и на скоординированные санкции коллективного Запада Китай ответил зеркальными ограничительными мерами.

Своим видением ситуации, а также о позиции Казахстана в данном вопросе поделился руководитель Центра политических исследований РК Айдар Амребаев.

— Территория Синьцзяна для Республики Казахстан представляет собой безусловный стратегический интерес, поскольку исторически часть казахского населения в разные периоды времени проживала и проживает на этой территории. Например, в процессах насильственной седентаризации (оседание), событий 1916 года, большевистской коллективизации, закончившейся голодомором в Казахстане в 20-30-е годы, часть казахов была вынуждена мигрировать туда в поисках лучшей доли.

Помимо того, есть казахи, которые исконно жили на западе Китая, на территории Или-Казахского автономного округа, Моры-Казахского и Баркель-Казахского автономного уездов Синьцзян-Уйгурского автономного региона (СУАР, КНР), а также в Хайси-Монголо-Тибетском автономном уезде в провинции Ганьсу. Их численность составляет, по официальным данным, около полутора миллионов человек, и они занимают 16-е место среди национальностей многонационального Китая. И, конечно, их судьба не может не волновать Казахстан и его граждан. Многих здесь связывают родственные узы. Поэтому судьба казахского населения КНР вызывает интерес и эмоциональное сопереживание у нашего населения.

Второй момент, конечно, связан с двусторонними официальными отношениями двух стран. Китай для Казахстана является одним из ключевых экономических партнеров.

Нас связывают достаточно тесные отношения стратегического долгосрочного партнерства, совместные инвестиционные и индустриальные программы, общие транспортно-логистические коридоры, построенные при помощи китайской стороны, программы сотрудничества в сфере безопасности в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), членами которой мы являемся.

Также нас объединяют общие трансграничные водные ресурсы, приграничное торговое сотрудничество. Сегодня достаточно большое число молодых казахстанцев получает образование в КНР, немало китайцев учится в нашей стране. То есть две республики связывает масса разнообразных нитей.

В контексте многопланового и разноуровневого сотрудничества особенно чувствительными для обеих стран являются вопросы безопасности. В частности, речь идет об устоявшемся в Казахстане, да и во всей Центральной Азии, стереотипе «китайская угроза» и так называемой китаефобии – чрезмерном расселении китайцев на наших землях, территориальных притязаниях, экономической зависимости Казахстана и т. д.

Некоторые из этих опасений имеют под собой определенные основания, некоторые представляют собой идеологические фейки еще с «советских времен» охлаждения отношений СССР и КНР. Поэтому относиться к ним следует критически, объективно оценивая риски и возможности взаимодействия с этой великой державой.

Именно этим можно объяснить, почему казахское руководство не настолько эмоционально близко воспринимает проблему, связанную с новым видением Китаем собственной идентичности, и его стратегию «интеграции национальных меньшинств», попытку возрождения сильного и целостного государства, которые сегодня реализуются китайским руководством под эгидой идеологии «китайской мечты».

Моя индивидуальная точка зрения – да, ситуация достаточно неоднозначная. Для того чтобы объективно судить об этом, необходимо собственными глазами видеть и исследовать данную проблему. К сожалению, я такими данными не обладаю. И могу лишь судить по косвенным материалам и оценкам. Позволю лишь высказать суждение о том, что социальные стандарты, принятые в Китае и развитых западных странах, отличаются.

Это касается многих вопросов, относящихся к данной проблеме: от отношения государства к своим гражданам, так и вопросов прав человека, стандартов качества жизни и т. д.

Например, западная пресса пишет о том, что в КНР не соблюдаются права человека. Действительно, стандарты прав человека в Китае и на Западе отличаются. Полагают, что КНР не соблюдает нормы международного права. Да, это так. Китай не присоединился к ряду международных конвенций.

Но точно так же и Россия, Казахстан, США не признают отдельные конвенции. Но разве это повод для безоглядных обвинений того или иного государства? Приоритетом здесь являются национальные интересы страны.

Китай – многонациональная республика. Там проживает множество национальностей, национальных меньшинств, есть ханьское большинство. Нацменьшинства проживают в различных частях страны. Это касается не только Синьцзяна, но и Гонконга, Тибета, Внутренней Монголии и других регионов, где существуют нацменьшинства, а они есть практически на всей территории КНР.

Китай представляет собой своеобразный аналог многонационального Советского Союза. А в СССР, как мы знаем, также проводилась политика социальной однородности, даже делалась попытка создать новую общность «советский народ», что соответствовало социалистической доктрине «пролетарского интернационализма».

Кстати, КНР провозглашает себя государством коммунистической ориентации. Ставится цель – построение социалистического общества, но… с китайской спецификой. Руководящей силой является компартия Китая со своей стратегией социального равенства и представлениями о национальной гармонии. И с этим, я думаю, следует считаться.

Каждое государство развивается в соответствии с той социальной доктриной, которую признает большинство жителей страны. Таковы принципы демократии, власти большинства.

Наше отношение к этому может быть критическим, принимать или не принимать коммунистические принципы, но это наше дело… КНР живет по тем канонам, которые соответствуют их традициям, национальной истории, ценностям и смыслам.

Если мы даем оценку, то следует понимать реальный расклад сил и интерпретировать события, исходя из принципов политического реализма, а не идеализма. Я считаю, что при разработке своей «китайской политики» Казахстан должен исходить из этого политического реализма и прагматизма в оценке возможностей и рисков сотрудничества с Китаем.

Мы должны ясно оценивать нынешнее положение КНР в современном мировом порядке и особенно его роль в региональной политике, поскольку это напрямую касается нас.

Китай усиливается, постепенно становясь экономической державой № 1, и это сегодняшняя реальность. Речь также идет об усилении КНР как достаточно влиятельной в политическом отношении страны.

Политическое усиление Китая сопровождается презентацией им своей «модели мира», модели глобализации по-китайски. Можно сказать, что КНР собирает вокруг себя «китаецентричный» мир, и ее инициатива «Один пояс – один путь» – в своем роде инструмент реализации этой доктрины.

Как известно, мир до настоящего времени развивался в рамках западной модели глобализации, в основе которой лежала «вестернизация» всех сторон и аспектов социального развития. Но сегодня Поднебесная предлагает альтернативное видение мира, и страны, особенно граничащие с Китаем, не могут игнорировать предложенную модель, должны аккуратно адаптироваться к ней, не утрачивая свою национальную идентичность, опираясь на защиту фундаментальных национальных интересов.

Данная стратегия представляет собой проведение достаточно гибкой и взвешенной внешней политики, подобно стратегии, которая изложена в китайской поговорке «Пройти между каплями дождя, не замочив себя». То есть, ставя во главу угла собственные национальные интересы, не испортив при этом отношения с этой огромной державой, и извлекать из взаимодействия с ней свою выгоду.

Отсюда и такие «не брутальные решения» казахского руководства по разным чувствительным вопросам двусторонних отношений с Китаем. Вспомним хотя бы беспрецедентную ситуацию, связанную с Сайрагуль Сауытбай.

СПРАВКА

Сайрагуль Сауытбай – этническая казашка с китайским гражданством. Ее супруг и двое детей переехали в Казахстан, став после этого гражданами страны.

Сама Сайрагуль являлась госслужащей, состояла в Коммунистической партии Китая и работала в государственном «политическом лагере» для этнических казахов. Весной 2018 года она перешла границу с Казахстаном, чтобы воссоединиться с семьей, а в мае ее задержали. КНР потребовала ее депортации.

1 августа 2018-го суд отказался депортировать ее в Китай, назначив ей шесть месяцев лишения свободы условно. В октябре Казахстан отказался предоставить Сайрагуль Сауытбай политическое убежище, а комиссия, рассмотревшая прошение, сочла «недоказанными» ее преследования в Китае. Сауытбай с заключением комиссии не согласилась и обратилась в суд.

8 апреля суд Талдыкоргана прекратил рассмотрение иска о признании отказа в предоставлении убежища незаконным. 3 июня 2019 года Сауытбай вместе с мужем и детьми улетела в Швецию, где они получили политическое убежище.

В результате Казахстан, имея особые двусторонние отношения с КНР, пришел к компромиссному решению – правительство РК не выдало Китаю Сайрагуль Сауытбай, но и не оставило ее в стране. Такое было «соломоново решение»!

Теперь что касается притеснения уйгуров…

У этого древнего этноса, в общем-то, история достаточно драматичная, я бы сказал, трагичная. Исторически на территории Синьцзяна (или Восточного Туркестана) был целый ряд государственных образований, которые на сегодня не сумели отстоять и сохранить институционально свое право на национальное самоопределение, суверенное государство.

Приходится считаться с современной политической реальностью. Согласно нормам нынешнего международного права, эта территория и многонациональные народы региона находятся в составе Китайской Народной Республики, и это признано международным сообществом.

О каких-то формах насильственного обретения суверенитета уйгурами речь не может идти в условиях данного места и времени. Возможно, должны быть какие-то согласительные механизмы, при помощи которых уйгурское, как и ханьское, население Синьцзяна должно стремиться найти взаимоприемлемую форму гармоничного и законного обустройства этих территорий.

В Китае самостоятельная и своеобразная национальная политика. Как в патерналистском социалистическом государстве в КНР, как я знаю, нацменьшинствам предоставлялись большие льготы. Ранее, когда Китай следовал стратегии «Одна семья – один ребенок», нацменьшинствам, например, разрешалось рожать столько детей, сколько хотят.

То есть в КНР велась идентичная советской модели национальная политика, когда существовали особые требования в отношении, допустим, северных неосвоенных территорий (в случае с Китаем – «западных территорий»), когда жителям давались какие-то надбавки, льготы при поступлении в вузы, квоты, то есть масса каких-то советских социалистических привилегий.

Кстати, в том же китайском парламенте есть особое представительство национальных меньшинств, то есть если брать какие-то формальные критерии социального равенства и национального представительства, то они в КНР соблюдаются.

Когда говорят о «лагерях политического перевоспитания», то, как объяснял председатель СУАР Шохрат Закир (этнический уйгур), речь идет об образовательных учреждениях, целями которых являются интеграция нацменьшинств, обучение их профессиям, хорошему знанию китайского языка. Какими методами это ведется, я не могу сказать, так как в этих лагерях не был.

Да, в СМИ утверждается, что какими-то репрессивными методами, но в свое время международная группа журналистов, дипломатов и экспертов побывала в Синьцзяне. Они рассказывали, что лагеря эти выстроены в «китайском духе», условия в которых, по нашим меркам, неприемлемые, но, с точки зрения среднестатистического гражданина Китая, вполне нормальные социальные учреждения. Все зависит от того, какие критерии мы берем для оценки.

Из истории можно вспомнить школу Фацзя, воспитанники которой были непримиримыми сторонниками централизованной государственности и предельно жестких методов воспитания населения в духе преданности императорскому Китаю.

СПРАВКА

Фацзя [школа законников (легистов)] – философская школа в Древнем Китае. Ее основные положения сформулировал Шан Ян (390-338 гг. до н. э.) – автор легистского канона «Книга правителя области Шан». Значительный вклад в учение легистов внес Хань Фэй (288-233 гг. до н. э.).

Фацзя сыграла большую роль в формировании императорской системы власти и развитии юридической науки в Китае. Школа отражала интересы имущественной знати, связанной с частной собственностью на землю, и широких слоев бюрократии, выступавших за создание централизованного деспотического государства. Легисты разработали также учение о наградах и наказаниях как наиболее эффективных методах воспитания народа, при этом наказаниям отводили главную роль.

Если брать за критерии международные нормы прав человека, а под ними, как правило, подразумевают западные нормы, то, конечно, это неприемлемо.

Однако если мы говорим о нормах прав человека, принятых в Китае, то это соответствует их менталитету, образу жизни и социальным установкам. Этот вопрос достаточно тонкий и сложный, имеющий свои нюансы.

Поэтому внешнеполитическое ведомство КНР в подобных случаях неизменно заявляет: «Не вмешивайтесь в наши внутренние дела». Вот и все.

— Скажу больше, Китай предлагает критикам посетить СУАР КНР, чтобы убедиться, что все не так, как преподносится в СМИ.

— Я сам по Китаю много путешествовал, бывал и в Синьцзяне, и в Кашгаре, и в Гонконге, и в Тибете. Правда, тогда речь о подобных лагерях не шла. Не было тогда и соответствующей идеологической кампании «по унификации и социальной однородности, не внедрялись критерии социальной лояльности граждан к государству»…

В Кашгаре мы наблюдали, как идет переселение жителей из ветхого жилья в махаллях в новостройки, трудоустройство молодежи на работу, посещали фирмы, которые основали представители уйгурского нацменьшинства, и они вполне успешно развивались.

Каких-то форм геноцида я, например, не увидел. Возможно, нынешняя жесткая социальная политика на местах, рецидив чрезмерно фанатичного рвения региональных партийцев… В истории КНР всякое бывало…

— Мне казалось, оттуда, где невыносимо плохо, стараются уехать…

— Скажу вам, что сегодня в мире «бегут» из разных мест. Например, и из Сирии, и из вполне благополучных стран. Ну и из Кыргызстана переезжает много народа, и что теперь, обвинять государство в геноциде своего народа? Нет! Существует же трудовая миграция в разные страны, но это, скорее, следствие неэффективной политики в вашем государстве, свидетельство социального дискомфорта в республике.

Причин миграции много: это и экономические, социально-психологические, социокультурные какие-то предпосылки… Проблема миграции существует сегодня и в Казахстане, где происходит так называемая «утечка» мозгов. И из России бегут на Запад, но это только предмет для тщательной работы государств над собой.